С каплей Солнца в глазах.
Сегодняшней ночью мне не удалось как следует выспаться: что-то разбудило меня, и я долго не могла вновь заснуть. Какое-то время я скоротала за книгой и чашкой чая, погрузившись в интересную историю и надеясь про себя, что чтение в уютном сумраке утомит меня, и я всё-таки вернусь ко сну. Но время шло, глаза совсем устали, а сон всё обходил меня стороной, посетив лишь под утро.
В последние дни сны снятся не такие, как обычно. В них по-прежнему есть место путешествиям, другим планетам, приключениям и волшебству, но они наполнены грустью – остаётся надеяться, что это лишь следствие некоторых волнений, которые со временем пройдут. Сегодняшний сон так же не оставил в душе столь привычного тёплого, уютного чувства… Сначала мне виделось, как я перебралась на первый этаж какого-то здания. Это был чужой дом, не мой, и я была в гостях. Со мной в доме оказался какой-то небольшой зверёк и незнакомый мне человек, игравший во сне роль хорошего друга. Был ночь, и мы втроём сидели во мраке, не включая свет, то ли дремали, то ли беседовали. Нам было уютно и тепло, хозяева дома, жившие неподалёку в другом здании, не тревожили нас здесь, и ничто не мешала нашему спокойствию, пока вдруг комнату ни озарил ярко-голубой свет прямоугольного прожектора, направленный через окно прямо в наши глаза. Рядом с прожектором стояли люди (на самом деле, они являлись не людьми, а жителями то ли другой планеты, то ли другого мира), и сквозь окно, оказавшееся открытым, стали говорить с нами. Они пришли, чтобы забрать нас себе для того, чтобы мы выполняли их поручения. Мы знали, кто они, и нам было известно, что они далеко не добрые существа, и страшно представить, какие поручения они могут нам дать. Более того, мы знали, что у любого, кого они забирали, они уничтожали любые чувства и привязанности, оставляя внутри лишь голую, безразличную пустоту. Мы отказались идти с ними и поняли, что нам нужно скорее бежать из дома, пока нас не поймали. Но мы не успели. Прожектор, который они принесли с собой, был не просто яркой лампой, а инструментом, с помощью которого они подчиняли волю и стирали чувства у своих жертв. Когда мы поняли это, то подскочили на ноги и, опасливо уставившись на лампу, попятились назад. Первую волну ярко-голубого света пришедшие направили на друга, он замер, и я почувствовала, как всё внутри него исчезает, как отвязывается от него ниточка нашей дружбы, и как его наполняет безразличие и горечь потерянного. Забрав из него всё ценное, они отвели лампу, а он остался безжизненно, неподвижно стоять, уставившись в одну точку круглыми глазами. Следом они направили свет лампы на меня, и я осела на пол. Он проникал в голову и сердце и яркой белизной засвечивал изнутри так, что чувствовалось, как привязанности и чувства трещат по швам. Я закричала, что я не пойду с ними, что они не смогут меня забрать, и с трудом отвернула глаза от света, закрывая лицо руками. Первая волна стирающего света внутри отступила, и неприятное ощущение ваты в голове и сердце отхлынуло. Они прокричали мне, что я зря сопротивляюсь, потому что я одна из тех, кого легко «засветить» этим прожектором, потому что у меня в голове что-то есть, и это что-то поглощает свет и усиливает его действие. По-моему, они утверждали, что я и тот человек, с которым мы находились в комнате, имели в голове какую-то вставленную ими заранее на такой случай пластинку какого-то металла. Они вновь направили на меня свет, и тот вновь заполнил меня неприятным шершавым ощущением, не дававшим шевелиться. Я снова стала кричать на них, говоря, что не пойду к ним, что я не отдам им ни моих чувств, ни дорогих для меня привязанностей, что для меня они – самое ценное, что я обещала не бросать их и никогда не откажусь от них. Мне так же удалось закрыться руками от света, и на этот раз я смогла встать на ноги и как будто разорвать ненавистный свет стирающего прожектора резким рывком рук в разные стороны, от чего лампы замигали и погасли совсем. Воспользовавшись замешательством злодеев, я сбежала. Другу я ничем не могла помочь, его самого как будто бы уже и не было – только оболочка и горечь внутри. Да и не смогла бы я увести его – он уже пошёл к ним, сломленный и разбитый…
Не знаю, что именно было потом, но прошло много времени, и из этой истории я видела лишь один маленький сполох. На другой, очень маленькой планете, был этот самый человек. Он сидел на булыжнике и грустно смотрел в тёмное звёздное небо, которое представляло здесь космос гораздо ярче и полнее, чем у нас. Он только что закончил очередное поручение, полученное от стирателей, и теперь то ли просто отдыхал, то ли ждал, когда его заберут. Рядом с ним бродило небольшое существо, видимо, житель этой крошечной земли, которому человек незадолго до этого помог. Какое-то время они молчали, а потом человек заговорил. Он попросил существо помочь ему вернуть его чувства и привязанности. Как ни странно, он помнил их все, и оттого пустая бесчувственность терзала и мучила его, он вновь хотел быть другом, хотел чувствовать, верить, любить. И меня помнил. Существо сказало, что оно не может вернуть всё так как было. Оно село на камень и стало покачивать небольшими ножками вперёд-назад. Тогда он стал просить его вернуть ему хотя бы чувства. Пусть не будет так, как раньше – прежних привязанностей, тёплых, уютных, любимых, но будут хотя бы чувства. Не помню, что ответило ему существо… Но я помню, что он скучал по мне. И это странно. Он не должен был, ведь прожектор тогда точно стёр всё. Но если я смогла сбежать, то почему бы и ему не суметь сохранить в себе гораздо больше, чем думали стиратели? И, в конце концов, видимо, они ошиблись на наш счёт, и не было у нас никаких специальных стирающих металлических пластин в головах.
Вернулись к нему чувства или нет, смог ли он вернуться домой, мне не известно. Этот сон кончился, и начался другой.
Я была в помещении. Кажется, это – огромная, чуть ли ни бесконечная башня, тянущаяся вверх от земли и вниз под землю. Зала с низким потолком и простыми четырёхугольными опорами, плохо освещённая и пустая, находилась где-то на уровне земли или даже под ней. Лифтов здесь не было, но слева, в углублении стены, были лестницы, позволявшие перемещаться по башне вверх и вниз. Лестницы, ведущие вниз, тонули в темноте, поскольку их, отчего-то, никто не освещал, и у меня не было никакого желания спускаться туда. Наверх я посмотреть не успела, и заметила лишь первый пролёт, ведущий туда, когда по лестнице в мою сторону спустился человек с чёрными волосами, тёмными глазами, облачённый в тёмный плащ. Он был точь-в-точь таким же затенённым, как и лестница внизу. Неподалёку ходили ещё несколько разных людей, но они шли по делам, и им до меня не было дела. Но этому от меня что-то было надо. Я знала об этом, и потому, завидев его, сразу повернулась в другую сторону и побрела от него подальше. Он тоже успел заметить меня и пошёл следом. Он что-то говорил мне, его голос не был тёплым и добрым, он был холодным, надменным и как будто немного угрожающим, и таким голосом он сулил мне, что я никуда от него не денусь, и он однажды всё равно до меня доберётся, а я не смогу всегда от него бегать. Я молчала, мне не хотелось его ни слушать, ни слышать, ссутулившись и уткнувшись в пол, стараясь его не замечать я петляла между колонн, столов, пока, наконец, ни оказалось у лестницы. По каким-то причинам, дорога наверх оказалась занятой, и оставалась лишь лестница вниз. В преследователе я чётко ощущала темноту, неприятную, густую тьму. Он был далеко не положительным персонажем. И мне так хотелось от него отвязаться, что я сбежала вниз по лестнице, оказавшись в тёмном коридоре, а затем и в тёмной зале. Там я ещё немного побродила и, когда преследователь оторвался от меня, вышла в зал космического порта. Здесь продавались билеты на пассажирские ракеты до разных планет. Царила некоторая суматоха, люди и не совсем торопились на свои рейсы, покупали билеты, тащили багаж, искали нужную платформу. Какое-то время рядом со мной шла женщина с двумя детьми. Один ребёнок был совсем мал, она прижала его к себе левой рукой, а другой тянула за руку мальчика лет двенадцати. Она рассказала мне, что они летят на другую планету, чтобы скрыться от кого-то. Я подумала, почему бы и мне не полететь с ними, раз уж здесь у меня есть назойливый преследователь, от которого не так-то просто спрятаться. И я последовала за троицей. Сначала мы шли по коридору, с обеих сторон от которого пыхтели космические корабли, обдавая нас белым влажным паром. Когда перед нами возникла старая деревянная (очень страшная) лесенка, ведущая наверх, на другую платформу по стене, к нам присоединился какой-то мужчина, наш попутчик. Мы с трудом и осторожностью поднялись по старой лестнице, мальчишка чуть не упал. Он шёл следом за мной, когда ступени перед ним обвалились. Я с трудом протянула ему руку, и он перебрался. Оказавшись на платформе, мы стали искать наш корабль. Сначала мы заплутали и пришли к большому, красивому кораблю. Очень обрадовались, подумав, что это – наш. Но нам объяснили, что наш корабль – напротив. Это оказалась старенькая страшненькая маленькая космическая посудинка с тремя рядами кресел, тесная и неудобная. Но выбирать было некогда. Мы заняли места. Кресла располагались не так, как в самолётах, а вертикально. Скорее, это были прикреплённые к стене три длинных скамьи, одна над другой. На каждой скамье – два места. Одной стены у ракеты то ли не было, то ли она должна была закрыться при старте, а пока мы сидели лицом к дыре и, наблюдая за окружающими, ждали взлёта. На верхней полке расположился мужчина и уже хрустел чем-то, то ли чипсами, то ли сухариками. На средней скамье расположилась женщина с детьми, а нижняя скамейка досталась мне. Мне было неудобно, потому что я не могла выпрямиться: я упиралась в среднюю полку шеей и сидела согнувшись.
Ракета заработали, и мы начали взлетать. Именно тут выяснилось, что ракеты была страшненькой не только на вид, но и в техническом плане. Стена не закрылась, и никакого защитного/гравитационного поля не включилось, поэтому, когда мы поднялись достаточно высоко, я, мужчина и какая-то ракетная деталь дружно выпали. Мы падали, падали, падали, землю становилась всё ближе, было очень страшно. Вдруг мне подумалось, что если очень усердно думать, что мы не упадём, то мы не упадём. Я начала думать, но первый раз ничего не вышло. Я вновь стала думать – мы не упадём, сейчас случится волшебство, оно подхватит нас и унесёт обратно на ракету, и только у самой земли мы замерли и действительно стали подниматься наверх. Правда, дело тут было не во мне – мои мысли будто позвали на помощь, и я ощутила, как за тридевять земель другой человек стал нам помогать. Это был Сказочник. Он взял в руки волшебный музыкальный инструмент, похожий на гитару, и с помощью его музыки помог нам не разбиться. К нему присоединилась женщина, оказавшаяся внизу прямо под нами. Она играла то ли на арфе, то ли на флейте, не помню, и ещё много-много добрых волшебником присоединилось к их музыке. Мы стали подниматься, но мне было грустно. Я предпочла бы опуститься на ноги, а не лететь к ракете, потому что почувствовала, что там, налево от меня, через какие-то километры находится мой Друг, а я вновь не могу до него дотянуться и отправиться его искать, я не могу ни позвонить ему, ни написать, ничего, потому что не знаю, где он. А теперь, когда у меня есть хотя бы направление, я возвращаюсь на старую ракету, чтобы отправиться невесть куда…
Мы продолжили полёт, происшествий больше не было, и наша ракета благополучно приземлилась на небольшой, но очень красивой планете с огромными горами яркого аквамаринового или бирюзового цвета, настолько насыщенного, что первым, на что я обратила внимание, стали именно горы. Высокие, яркие, они поднимались высоко в небо исполинскими башнями, и даже будучи очень далеко от места посадки космического корабля, создавали такое впечатление красоты и огромности, что перехватывало дух. Но мне удалось взглянуть на заснеженные горы лишь мельком, потому что по прилёту мы должны были оформить какие-то документы. Взяв в охапку паспорт и кучу всяких других мелких вещей, которые с трудом помещались в руках (я всегда всё так ношу, когда тороплюсь, не тратя время на то, чтобы сложить вещи в сумку/карманы), я поспешила в бюро регистрации. Для этого нужно было пройти по длинному освещенному коридору со светлыми стенами, свернуть в один из кабинетов слева, где сидела какая-то женщина, занимающаяся регистрацией новоприбывших на планету, и заполнить необходимые документы. Пока я записывала нужные данные на выданный лист бумаги, в кабинет зашла другая женщина – знакомая регистрирующей. Они начали болтать в полголоса, но достаточно громко для того, чтобы я услышала, о чём они говорят. А обсуждали они скорое событие, которое не сильно нравилось жителям этой небольшой планеты: планету, как ни странно это звучит, арендовали, и срок аренды подходил к концу. В ближайший год или два планету должны были передать обратно во владение «прежним захватчикам», как сказала одна из женщин. Меня это слегка обеспокоило. Местные захватчики были не самыми приятными личностями, и оставаться в их компании не хотелось никому. Но это сообщение не напугало меня, лишь слегка задело. Над этим нужно было подумать, но чуть позже, когда закончится суматоха регистрации и нахождения местечка для обитания здесь на какое-то время.
Закончив с документами, я вышла из кабинета, и пройдя половину пути до космического корабля, поняла, что что-то забыла на кресле – то ли телефон, то ли паспорт. Пришлось возвращаться, и вот тогда я застала регистрирующую за разговором по телефону. Кто-то позвонил ей, и она громко отвечала ему на вопросы. В какой-то момент я поняла, что это звонит Сказочник, интересующийся, добралась ли наша ракета, прошли ли мы регистрацию, всё ли в порядке. Я метнулась вперёд, видимо, в надежде то ли поговорить с ним, то ли попросить номер, чтобы позвонить самой. Кажется, регистрирующая как раз начала опускать в этот момент трубку.
Здесь я проснулась.
Другой сон посетил меня днём. Глаза болели, поэтому пришлось-таки поспать, чтобы компенсировать ночное бодрствование. Много чего было в этом сне, но я помню его лишь с момента, когда я, ещё пара человек и ещё одно создание прогуливались на Золотом Ключике по площадке на колоннах какого-то городского управления. Создание было кем-то вроде великана. Внешне он выглядел совсем как мы, только очень высокий, так, что мы были против него детьми и могли радостно виснуть на его длинных руках. Он был очень добрый, спокойный, но какой-то отрешённый. С ним нельзя было говорить, как мы говорим друг с другом, потому что он всегда был в себе, и не почти не слышал нас, да и говорить не мог в такой же мере. Он лишь иногда отвечал на вопросы согласием или отрицанием, но на этом беседы заканчивались. Он вполне охотно гулял с нами, и прогулка радовала его. Когда мы поднялись на площадку на колоннах, то увидели, что её моет шваброй женщина. Она мыла, а вода тут же застывала на морозе. Мы хотели покататься на коньках, и подошли к ней. Мы предложили ей перестать работать, а мы вместо неё омоем водой площадку, заодно немного покатавшись на коньках. Она немного подумала и согласилась. Тогда мы, уже в красивых голубых коньках, начали кататься, и под нашими волшебными коньками образовывались потоки воды, которые, омыв площадку, замерзали ледяными узорами. Я каталась с великаном, крепко в него уцепившись (вообще я плохо катаюсь, а он крепко стоял на ногах). Помню, что мне очень нравилось его тискать. Он был милый и добрый, вроде любимого старшего братца. А ещё у него почему-то был странный зелёный наряд, в котором я видела новогоднюю ёлку. Я потеребила его, чтобы он ненадолго вышел из своего постоянного сна и обратил на меня внимание, и попросила его пойти со мной на маскарад и быть ёлочкой. Великан согласился и опять выпал из реальности. Вдруг со стороны дороги послышался шум, мы повернули головы и увидели какого-то человека, в котором узнали «охотника», преследовавшего нашего великана. Он был послан каким-то особенно неприятным злодеем, должен был захватить нашего знакомого и привести к своему повелителю. Началась суматоха. Злодей схватил великана, опутав его верёвками (у него было множество невероятных приспособлений для ловли) и потащил его с собой. Мы ухватили великана за руки и стали тянуть в другую сторону, пытаясь высвободить из хватки злодея. Ничего не получалось, охотник держал крепко и к тому же стал пихать и нас. Тогда мы решили, что пришло время более серьёзных мер. Мы повытаскивали какие-то достаточно тупые, но длинные колючки, у кого-то были когти, и стали тыкать ими охотника, чтобы он разжал хватку. Мы долго боролись, но в конце концов злодей сдался и с поражением уполз прочь. Мы смотрели ему вслед и с ужасом думали о том, как накажет охотника его хозяин. Нам стало жаль его. Он придёт с пустыми руками, и ему очень не поздоровится. Но если бы мы отдали ему великана… Было бы ещё хуже. Мы бросили эти мысли, посчитав, что поступили достаточно правильно, сумев спасти такого большого, но такого беззащитного добряка, который даже не пытался сопротивляться во время похищения. На том сон и кончился.
В последние дни сны снятся не такие, как обычно. В них по-прежнему есть место путешествиям, другим планетам, приключениям и волшебству, но они наполнены грустью – остаётся надеяться, что это лишь следствие некоторых волнений, которые со временем пройдут. Сегодняшний сон так же не оставил в душе столь привычного тёплого, уютного чувства… Сначала мне виделось, как я перебралась на первый этаж какого-то здания. Это был чужой дом, не мой, и я была в гостях. Со мной в доме оказался какой-то небольшой зверёк и незнакомый мне человек, игравший во сне роль хорошего друга. Был ночь, и мы втроём сидели во мраке, не включая свет, то ли дремали, то ли беседовали. Нам было уютно и тепло, хозяева дома, жившие неподалёку в другом здании, не тревожили нас здесь, и ничто не мешала нашему спокойствию, пока вдруг комнату ни озарил ярко-голубой свет прямоугольного прожектора, направленный через окно прямо в наши глаза. Рядом с прожектором стояли люди (на самом деле, они являлись не людьми, а жителями то ли другой планеты, то ли другого мира), и сквозь окно, оказавшееся открытым, стали говорить с нами. Они пришли, чтобы забрать нас себе для того, чтобы мы выполняли их поручения. Мы знали, кто они, и нам было известно, что они далеко не добрые существа, и страшно представить, какие поручения они могут нам дать. Более того, мы знали, что у любого, кого они забирали, они уничтожали любые чувства и привязанности, оставляя внутри лишь голую, безразличную пустоту. Мы отказались идти с ними и поняли, что нам нужно скорее бежать из дома, пока нас не поймали. Но мы не успели. Прожектор, который они принесли с собой, был не просто яркой лампой, а инструментом, с помощью которого они подчиняли волю и стирали чувства у своих жертв. Когда мы поняли это, то подскочили на ноги и, опасливо уставившись на лампу, попятились назад. Первую волну ярко-голубого света пришедшие направили на друга, он замер, и я почувствовала, как всё внутри него исчезает, как отвязывается от него ниточка нашей дружбы, и как его наполняет безразличие и горечь потерянного. Забрав из него всё ценное, они отвели лампу, а он остался безжизненно, неподвижно стоять, уставившись в одну точку круглыми глазами. Следом они направили свет лампы на меня, и я осела на пол. Он проникал в голову и сердце и яркой белизной засвечивал изнутри так, что чувствовалось, как привязанности и чувства трещат по швам. Я закричала, что я не пойду с ними, что они не смогут меня забрать, и с трудом отвернула глаза от света, закрывая лицо руками. Первая волна стирающего света внутри отступила, и неприятное ощущение ваты в голове и сердце отхлынуло. Они прокричали мне, что я зря сопротивляюсь, потому что я одна из тех, кого легко «засветить» этим прожектором, потому что у меня в голове что-то есть, и это что-то поглощает свет и усиливает его действие. По-моему, они утверждали, что я и тот человек, с которым мы находились в комнате, имели в голове какую-то вставленную ими заранее на такой случай пластинку какого-то металла. Они вновь направили на меня свет, и тот вновь заполнил меня неприятным шершавым ощущением, не дававшим шевелиться. Я снова стала кричать на них, говоря, что не пойду к ним, что я не отдам им ни моих чувств, ни дорогих для меня привязанностей, что для меня они – самое ценное, что я обещала не бросать их и никогда не откажусь от них. Мне так же удалось закрыться руками от света, и на этот раз я смогла встать на ноги и как будто разорвать ненавистный свет стирающего прожектора резким рывком рук в разные стороны, от чего лампы замигали и погасли совсем. Воспользовавшись замешательством злодеев, я сбежала. Другу я ничем не могла помочь, его самого как будто бы уже и не было – только оболочка и горечь внутри. Да и не смогла бы я увести его – он уже пошёл к ним, сломленный и разбитый…
Не знаю, что именно было потом, но прошло много времени, и из этой истории я видела лишь один маленький сполох. На другой, очень маленькой планете, был этот самый человек. Он сидел на булыжнике и грустно смотрел в тёмное звёздное небо, которое представляло здесь космос гораздо ярче и полнее, чем у нас. Он только что закончил очередное поручение, полученное от стирателей, и теперь то ли просто отдыхал, то ли ждал, когда его заберут. Рядом с ним бродило небольшое существо, видимо, житель этой крошечной земли, которому человек незадолго до этого помог. Какое-то время они молчали, а потом человек заговорил. Он попросил существо помочь ему вернуть его чувства и привязанности. Как ни странно, он помнил их все, и оттого пустая бесчувственность терзала и мучила его, он вновь хотел быть другом, хотел чувствовать, верить, любить. И меня помнил. Существо сказало, что оно не может вернуть всё так как было. Оно село на камень и стало покачивать небольшими ножками вперёд-назад. Тогда он стал просить его вернуть ему хотя бы чувства. Пусть не будет так, как раньше – прежних привязанностей, тёплых, уютных, любимых, но будут хотя бы чувства. Не помню, что ответило ему существо… Но я помню, что он скучал по мне. И это странно. Он не должен был, ведь прожектор тогда точно стёр всё. Но если я смогла сбежать, то почему бы и ему не суметь сохранить в себе гораздо больше, чем думали стиратели? И, в конце концов, видимо, они ошиблись на наш счёт, и не было у нас никаких специальных стирающих металлических пластин в головах.
Вернулись к нему чувства или нет, смог ли он вернуться домой, мне не известно. Этот сон кончился, и начался другой.
Я была в помещении. Кажется, это – огромная, чуть ли ни бесконечная башня, тянущаяся вверх от земли и вниз под землю. Зала с низким потолком и простыми четырёхугольными опорами, плохо освещённая и пустая, находилась где-то на уровне земли или даже под ней. Лифтов здесь не было, но слева, в углублении стены, были лестницы, позволявшие перемещаться по башне вверх и вниз. Лестницы, ведущие вниз, тонули в темноте, поскольку их, отчего-то, никто не освещал, и у меня не было никакого желания спускаться туда. Наверх я посмотреть не успела, и заметила лишь первый пролёт, ведущий туда, когда по лестнице в мою сторону спустился человек с чёрными волосами, тёмными глазами, облачённый в тёмный плащ. Он был точь-в-точь таким же затенённым, как и лестница внизу. Неподалёку ходили ещё несколько разных людей, но они шли по делам, и им до меня не было дела. Но этому от меня что-то было надо. Я знала об этом, и потому, завидев его, сразу повернулась в другую сторону и побрела от него подальше. Он тоже успел заметить меня и пошёл следом. Он что-то говорил мне, его голос не был тёплым и добрым, он был холодным, надменным и как будто немного угрожающим, и таким голосом он сулил мне, что я никуда от него не денусь, и он однажды всё равно до меня доберётся, а я не смогу всегда от него бегать. Я молчала, мне не хотелось его ни слушать, ни слышать, ссутулившись и уткнувшись в пол, стараясь его не замечать я петляла между колонн, столов, пока, наконец, ни оказалось у лестницы. По каким-то причинам, дорога наверх оказалась занятой, и оставалась лишь лестница вниз. В преследователе я чётко ощущала темноту, неприятную, густую тьму. Он был далеко не положительным персонажем. И мне так хотелось от него отвязаться, что я сбежала вниз по лестнице, оказавшись в тёмном коридоре, а затем и в тёмной зале. Там я ещё немного побродила и, когда преследователь оторвался от меня, вышла в зал космического порта. Здесь продавались билеты на пассажирские ракеты до разных планет. Царила некоторая суматоха, люди и не совсем торопились на свои рейсы, покупали билеты, тащили багаж, искали нужную платформу. Какое-то время рядом со мной шла женщина с двумя детьми. Один ребёнок был совсем мал, она прижала его к себе левой рукой, а другой тянула за руку мальчика лет двенадцати. Она рассказала мне, что они летят на другую планету, чтобы скрыться от кого-то. Я подумала, почему бы и мне не полететь с ними, раз уж здесь у меня есть назойливый преследователь, от которого не так-то просто спрятаться. И я последовала за троицей. Сначала мы шли по коридору, с обеих сторон от которого пыхтели космические корабли, обдавая нас белым влажным паром. Когда перед нами возникла старая деревянная (очень страшная) лесенка, ведущая наверх, на другую платформу по стене, к нам присоединился какой-то мужчина, наш попутчик. Мы с трудом и осторожностью поднялись по старой лестнице, мальчишка чуть не упал. Он шёл следом за мной, когда ступени перед ним обвалились. Я с трудом протянула ему руку, и он перебрался. Оказавшись на платформе, мы стали искать наш корабль. Сначала мы заплутали и пришли к большому, красивому кораблю. Очень обрадовались, подумав, что это – наш. Но нам объяснили, что наш корабль – напротив. Это оказалась старенькая страшненькая маленькая космическая посудинка с тремя рядами кресел, тесная и неудобная. Но выбирать было некогда. Мы заняли места. Кресла располагались не так, как в самолётах, а вертикально. Скорее, это были прикреплённые к стене три длинных скамьи, одна над другой. На каждой скамье – два места. Одной стены у ракеты то ли не было, то ли она должна была закрыться при старте, а пока мы сидели лицом к дыре и, наблюдая за окружающими, ждали взлёта. На верхней полке расположился мужчина и уже хрустел чем-то, то ли чипсами, то ли сухариками. На средней скамье расположилась женщина с детьми, а нижняя скамейка досталась мне. Мне было неудобно, потому что я не могла выпрямиться: я упиралась в среднюю полку шеей и сидела согнувшись.
Ракета заработали, и мы начали взлетать. Именно тут выяснилось, что ракеты была страшненькой не только на вид, но и в техническом плане. Стена не закрылась, и никакого защитного/гравитационного поля не включилось, поэтому, когда мы поднялись достаточно высоко, я, мужчина и какая-то ракетная деталь дружно выпали. Мы падали, падали, падали, землю становилась всё ближе, было очень страшно. Вдруг мне подумалось, что если очень усердно думать, что мы не упадём, то мы не упадём. Я начала думать, но первый раз ничего не вышло. Я вновь стала думать – мы не упадём, сейчас случится волшебство, оно подхватит нас и унесёт обратно на ракету, и только у самой земли мы замерли и действительно стали подниматься наверх. Правда, дело тут было не во мне – мои мысли будто позвали на помощь, и я ощутила, как за тридевять земель другой человек стал нам помогать. Это был Сказочник. Он взял в руки волшебный музыкальный инструмент, похожий на гитару, и с помощью его музыки помог нам не разбиться. К нему присоединилась женщина, оказавшаяся внизу прямо под нами. Она играла то ли на арфе, то ли на флейте, не помню, и ещё много-много добрых волшебником присоединилось к их музыке. Мы стали подниматься, но мне было грустно. Я предпочла бы опуститься на ноги, а не лететь к ракете, потому что почувствовала, что там, налево от меня, через какие-то километры находится мой Друг, а я вновь не могу до него дотянуться и отправиться его искать, я не могу ни позвонить ему, ни написать, ничего, потому что не знаю, где он. А теперь, когда у меня есть хотя бы направление, я возвращаюсь на старую ракету, чтобы отправиться невесть куда…
Мы продолжили полёт, происшествий больше не было, и наша ракета благополучно приземлилась на небольшой, но очень красивой планете с огромными горами яркого аквамаринового или бирюзового цвета, настолько насыщенного, что первым, на что я обратила внимание, стали именно горы. Высокие, яркие, они поднимались высоко в небо исполинскими башнями, и даже будучи очень далеко от места посадки космического корабля, создавали такое впечатление красоты и огромности, что перехватывало дух. Но мне удалось взглянуть на заснеженные горы лишь мельком, потому что по прилёту мы должны были оформить какие-то документы. Взяв в охапку паспорт и кучу всяких других мелких вещей, которые с трудом помещались в руках (я всегда всё так ношу, когда тороплюсь, не тратя время на то, чтобы сложить вещи в сумку/карманы), я поспешила в бюро регистрации. Для этого нужно было пройти по длинному освещенному коридору со светлыми стенами, свернуть в один из кабинетов слева, где сидела какая-то женщина, занимающаяся регистрацией новоприбывших на планету, и заполнить необходимые документы. Пока я записывала нужные данные на выданный лист бумаги, в кабинет зашла другая женщина – знакомая регистрирующей. Они начали болтать в полголоса, но достаточно громко для того, чтобы я услышала, о чём они говорят. А обсуждали они скорое событие, которое не сильно нравилось жителям этой небольшой планеты: планету, как ни странно это звучит, арендовали, и срок аренды подходил к концу. В ближайший год или два планету должны были передать обратно во владение «прежним захватчикам», как сказала одна из женщин. Меня это слегка обеспокоило. Местные захватчики были не самыми приятными личностями, и оставаться в их компании не хотелось никому. Но это сообщение не напугало меня, лишь слегка задело. Над этим нужно было подумать, но чуть позже, когда закончится суматоха регистрации и нахождения местечка для обитания здесь на какое-то время.
Закончив с документами, я вышла из кабинета, и пройдя половину пути до космического корабля, поняла, что что-то забыла на кресле – то ли телефон, то ли паспорт. Пришлось возвращаться, и вот тогда я застала регистрирующую за разговором по телефону. Кто-то позвонил ей, и она громко отвечала ему на вопросы. В какой-то момент я поняла, что это звонит Сказочник, интересующийся, добралась ли наша ракета, прошли ли мы регистрацию, всё ли в порядке. Я метнулась вперёд, видимо, в надежде то ли поговорить с ним, то ли попросить номер, чтобы позвонить самой. Кажется, регистрирующая как раз начала опускать в этот момент трубку.
Здесь я проснулась.
Другой сон посетил меня днём. Глаза болели, поэтому пришлось-таки поспать, чтобы компенсировать ночное бодрствование. Много чего было в этом сне, но я помню его лишь с момента, когда я, ещё пара человек и ещё одно создание прогуливались на Золотом Ключике по площадке на колоннах какого-то городского управления. Создание было кем-то вроде великана. Внешне он выглядел совсем как мы, только очень высокий, так, что мы были против него детьми и могли радостно виснуть на его длинных руках. Он был очень добрый, спокойный, но какой-то отрешённый. С ним нельзя было говорить, как мы говорим друг с другом, потому что он всегда был в себе, и не почти не слышал нас, да и говорить не мог в такой же мере. Он лишь иногда отвечал на вопросы согласием или отрицанием, но на этом беседы заканчивались. Он вполне охотно гулял с нами, и прогулка радовала его. Когда мы поднялись на площадку на колоннах, то увидели, что её моет шваброй женщина. Она мыла, а вода тут же застывала на морозе. Мы хотели покататься на коньках, и подошли к ней. Мы предложили ей перестать работать, а мы вместо неё омоем водой площадку, заодно немного покатавшись на коньках. Она немного подумала и согласилась. Тогда мы, уже в красивых голубых коньках, начали кататься, и под нашими волшебными коньками образовывались потоки воды, которые, омыв площадку, замерзали ледяными узорами. Я каталась с великаном, крепко в него уцепившись (вообще я плохо катаюсь, а он крепко стоял на ногах). Помню, что мне очень нравилось его тискать. Он был милый и добрый, вроде любимого старшего братца. А ещё у него почему-то был странный зелёный наряд, в котором я видела новогоднюю ёлку. Я потеребила его, чтобы он ненадолго вышел из своего постоянного сна и обратил на меня внимание, и попросила его пойти со мной на маскарад и быть ёлочкой. Великан согласился и опять выпал из реальности. Вдруг со стороны дороги послышался шум, мы повернули головы и увидели какого-то человека, в котором узнали «охотника», преследовавшего нашего великана. Он был послан каким-то особенно неприятным злодеем, должен был захватить нашего знакомого и привести к своему повелителю. Началась суматоха. Злодей схватил великана, опутав его верёвками (у него было множество невероятных приспособлений для ловли) и потащил его с собой. Мы ухватили великана за руки и стали тянуть в другую сторону, пытаясь высвободить из хватки злодея. Ничего не получалось, охотник держал крепко и к тому же стал пихать и нас. Тогда мы решили, что пришло время более серьёзных мер. Мы повытаскивали какие-то достаточно тупые, но длинные колючки, у кого-то были когти, и стали тыкать ими охотника, чтобы он разжал хватку. Мы долго боролись, но в конце концов злодей сдался и с поражением уполз прочь. Мы смотрели ему вслед и с ужасом думали о том, как накажет охотника его хозяин. Нам стало жаль его. Он придёт с пустыми руками, и ему очень не поздоровится. Но если бы мы отдали ему великана… Было бы ещё хуже. Мы бросили эти мысли, посчитав, что поступили достаточно правильно, сумев спасти такого большого, но такого беззащитного добряка, который даже не пытался сопротивляться во время похищения. На том сон и кончился.